Картины Сергея Волкова
  Что может тронуть человека сильнее, чем счастливые воспоминания детства? Эта мысль посещает меня всякий раз, когда я смотрю на картины С. В. Волкова. Для меня он, конечно, прежде всего, певец Москвы. Певец времени детства и молодости, точнее, того хорошего, что в этом времени было.
Удивительным образом почти любая картина вдруг превращается в живой сложный мир. Добрая магия художника переносит туда зрителя, и всё становится реальным. Скрип коньков по льду катка на Патриарших и холодные руки в мокрых варежках. Вкус снега, который ты, ребёнок, ловишь ртом, несмотря на строгие окрики няни. Запах ковра, вычищенного снегом. Восторг при виде старьёвщика с букетом леденцовых петушков на палочках и пучком прыгучих шариков на резинках. Сейчас я вынесу старое папино пальто и выберу самый красивый, самый пунцовый. И будь что будет!
А кто это там мчится вприпрыжку по Кропоткинской? Ну да, это я опаздываю на кружок английского языка в Доме учёных. Мне пятнадцать. И я, которой скоро семьдесят, ощущаю восторг и радость жизни той пятнадцатилетней девочки, у которой всё впереди. А этого носатого сапожника я знаю очень хорошо, и знаю таинственный мир его будки, куда он иногда позволяет мне заглянуть. Из будки сапожника я могу попасть прямо в Большой театр, и мне кажется, что я слышу — и правда слышу — звуки настраиваемых скрипок из оркестровой ямы.
За каждым поворотом — чудо. Поэтому и летят трамваи, и парят люди, и плывёт рыбка среди уличного движения.
Я всегда заканчиваю это волшебное путешествие в доме, где я родилась и провела раннее детство. Вот он, Столешников переулок дом 16. Эта картина для меня всегда благоухает чудесным запахом хорошего табака. Тут когда-то был самый лучший в Москве табачный магазин, куда мой дед брал меня иногда, отправляясь покупать себе сигареты.
Словами очень трудно приподнять занавес над этим волшебным миром. Лучше всего заглянуть туда самому.

Ольга Гольдфарб

МЕМОРАНДУМ ВОЛКОВА

КАРТИНЫ, КОТОРЫЕ НУЖНО ЧИТАТЬ

Сергея Волкова можно назвать удивительным рассказчиком, который на холсте с помощью живописных материалов и художественных приёмов создаёт завершённое повествование. Любая его картина – это невербальный рассказ об отдельных эпизодах из жизни столицы, в которую он влюблён с самого раннего детства.
Сергей Волков родился в 1956 г. в Петрозаводске, а переезд в Москву состоялся в 1960 г. в район Коптево. Когда мальчику было всего 6 лет, семья Волковых поселилась возле станции метро Сокол в совсем новом восьмиэтажном доме ранней хрущёвской застройки. С одной стороны это благополучная, по-деловому суетливая жизнь среди роскошной по тем временам архитектуры в районе одной из главных магистралей мегаполиса – Ленинградского проспекта, с магазинами, кинотеатрами и прочей вполне добротной советской инфраструктурой. А с другой стороны – провинциальная жизнь «вороньих слободок» с деревенскими шумными свадьбами, периодическими мордобоями и пожарами в бараках и деревянных домишках, ютящихся во дворах кирпичных многоэтажек. Словно другой мир за «парадным фасадом» столицы с футбольными матчами дворовых команд на пустырях и с пьянками за павильоном метро. Ярчайший контраст проспекта и дворов не мог не запечатлеться в памяти будущего живописца Сергея Волкова, что и произошло, конечно же, и нашло своё воплощение в живописи мастера.
Перед мальчишкой, который до этого сам жил в коммунально-барачных «вороньих слободках», вдруг распахнулся огромный манящий мир Москвы – только успевай рассматривать и запечатлевать. С юности Сергей много ходил по уютным старинным улочкам и бульварам, зарисовывая архитектуру и бытовые сценки, типажи москвичей и приезжих. Его впечатления постепенно начали выплескиваться на холсты. Так зарождался огромный цикл работ, повествующий о Москве и её обитателях 70-80-х годов.
Уж нет многих старых домов в центре, нет того Коптевского рынка, ушли с некоторых улиц трамваи и троллейбусы, а если где-то и остались, то стали совсем иными. Зато можно порадоваться тому, что сохранились юношеские наброски и эскизы Сергея, остался и готовый живописный материал. И всего этого столько, что можно продолжать «восстанавливать» прежнюю Москву в новых живописных полотнах. Сергей Волков сегодня постоянно возвращается к своим воспоминаниям, переосмысливая прошлое, а в итоге появляются философские притчи о нашем прошлом, настоящем и даже будущем.
Конечно, каждая картина Волкова о Москве – это живописный меморандум, фиксирующий образы города и его обитателей, какими их увидел художник. Аудитория, которая «читает» эти послания Сергея Волкова, весьма обширна, а это значит – людям интересно, даже важно. Одна часть зрителей с удовольствием вспоминает былое, ностальгируя вместе с автором, другая же – с любопытством познаёт то, что увидеть и ощутить уж не судьба. При этом нужно отметить, что картины Волкова обычно по-брейгелевски многофигурны и наполнены множеством сюжетно важных деталей, так что авторский посыл может быть не вдруг-то считан. Но читать, следя за ходом размышлений автора, на редкость интересно!
Сергей Волков нашёл свой абсолютно узнаваемый стиль, который делает его работы очень кинематографичными. В каждой работе помимо глубокого смысла зачастую бурное динамичное действие с собственным ритмом и темпом, так что сами собой в сознании начинают звучать чудесные мелодии Леонида Утёсова или Алексадра Зацепина, а где-то – Андрея Петрова или Георгия Гараняна. Особенно это ощущаешь в залах картинной галереи Сергея Волкова. Да, такая галерея есть и она – ещё одно детище этого безудержного фантазёра и доброго волшебника. Галерея виртуальная и расположена на сайте мастера, но она сделана по всем правилам галерейного экспонирования и её выставочное пространство сегодня состоит из десяти залов. Остаётся только гадать, сколько же работ находится в запасниках? Зная неутомимость автора, можно надеяться на надстройку второго этажа с залами для новых работ.

Андрей Астафьев, журналист
Москва

Место, которое не хочется покидать 
В середине 70-х гг. прошлого века Сергей Волков пишет первые картины, принадлежащие к его основному, «Московскому», циклу. 70-е – 80-е гг. – время бурных перемен. В официальном искусстве идёт ускоренное освоение пропущенных «измов», а в т. н., неофициальном распространяются квазиавангардистские практики. Возникает множество не связанных между собой направлений, расширяется тематика. Способ подачи предполагает теперь использование самого широкого спектра позаимствованных или вновь сконструированных приёмов, готовых эстетик, обращение к наследию разных стран и эпох. Язык живописи перестаёт быть единственно возможным и выбирается художником по мере необходимости в соответствии со стоящими перед ним задачами.
Отход от традиционных тем во многих случаях сопровождается резким упрощением формы. В качестве основных принципов используется композиционный монтаж, рвущий единое пространство, гротеск, прямолинейность трактовок, вдохновлённая, в том числе, наивным искусством. Речь уже не идёт о тонкостях письма – от живописи в её классическом понимании остаётся только самое необходимое.
Сергей Волков, подобно многим художникам его поколения, начинает создавать замкнутый, самоценный мир образов, стилистически не связанный с реалистической живописной традицией. Цикл его работ охватывает несколько десятилетий, что само по себе – определённый феномен, требующий осмысления. В его работах гармонично соединяются две реальности – непосредственно наблюдаемая и глубоко отрефлексированная. Такое соединение потребовало изменений в структуре изобразительных средств. Художник нашёл мягкое синтетическое письмо, способное передать нужные оттенки настроений и стать проводником в изобретённую им параллельную реальность.
Вместе с тем, сами образы, многочисленные персонажи, характер их отношений между собой и с окружающей их действительностью – придуманы лишь отчасти. Мы без труда узнаём Москву, какой она была в 70-е – 80-е гг. и продолжает существовать в памяти тех, кто помнит.
Той жизни, которую Сергей Волков изобразил на картине с говорящим названием «Московский дворик» (1989 г.), – больше нет. Более того, она представляется невозможной. Атмосфера московской беззаботности вот-вот закончится, чтобы исчезнуть навсегда вместе с жителями, канувшими в спальных районах. Опустеют крохотные особнячки, обретя новых невидимых хозяев, обжитые коммуналки перестроят в жильё «премиум-класса», знаменитые «коробочки», на которых до сумерек гоняли мяч, закатают в асфальт.
Странным образом, эта ностальгическая нота появилась ещё тогда, когда причин для ностальгии вроде бы не просматривалось. Почувствованное и счастливо найденное в самом начале, в середине 70-х, умозрительное пространство продолжает с тех пор расширяться, прирастать загадочными сюжетами, населяться новыми персонажами. Художник словно спасает их от небытия, от холодных глаз наступившей эпохи.
Нет сомнений – главным героем разнообразных сюжетов является сам художник, созерцающий и любовно созидающий этот оазис воспоминаний. Но, создавая мир для себя, он и сам участвует в событиях, воплощаясь порой в нескольких персонажах одновременно (так, во всяком случае, думается автору этих строк). Вот он, погружённый в себя, идёт по Большому Каменному мосту, не замечая широкой панорамы города («Кремль», 2001 г.), вот с улыбкой наблюдает воспарившего над действительностью дворника («Наблюдение НЛО на Гороховом поле», 1991 г.), вот, крепко взявшись за тарзанку, устремляет взор в небеса («Место для полётов», 1992 г.).
В загадочной вертикальной композиции «Старые часы» (2011 г.), в самом её основании, у корня, как в центре мироздания, изображён человек, уютно устроившийся на диване с книжкой в руках. В головах у него на прикроватном столике – удобная лампа под абажуром, над ним и вокруг него стеллажи и полки с книгами. Постепенно это внутреннее пространство с его удобной, соразмерной человеку структурой начинает растворяться, золотистый свет электричества переходит в яркий свет дня. Полки с книгами превращаются в мозаику крыш, окон и карнизов. Этот человек – сам художник – ощущает город, как естественное продолжение малого мира своей комнаты.
Таковы принципы построения пространства, как места, предназначенного для созерцания и мечты. Это пространство весьма пластично, материя города податлива, и безболезненно претерпевает необходимые трансформации. Зарождаясь в глубинах старых квартир, чьи стены срослись с остатками ампирной мебели, фотографиями в гордых рамках, коврами, бахромой абажуров («Фото на память», 2010 г.), оно образует сферу, включающую в себя бесконечное число элементов. Увидеть эту сферу целиком – нельзя, но в лучшие моменты, моменты радости и прозрения, она приоткрывает свою тающую в лазури даль («Улетело», 2010 г., «Устал», 2012 г.).
Часто город видится с большой высоты – некоего не существующего в реальности холма: «Времена года. Октябрь» (1994 г.). Такая высотная точка позволяет художнику подняться над действительностью, выйти из потока повседневности. Но цель здесь не в том, чтобы отделить себя от комичных персонажей – это способ охватить взглядом максимально большое пространство, полюбоваться видом города, где – то тут, то там высвечиваются самые узнаваемые его здания, знаковые точки.
Такой высотной точкой, наблюдательным пунктом может стать крыша дома, вознесённая по воле автора, как и таинственный холм, на небывалую высоту («Времена года. Февраль», 1994 г.). Все персонажи заняты уборкой снега. Февраль, видимо, выдался суровым. На переднем плане очищают крышу, внизу, на земле, кто-то чистит дорожки. Но этого художнику мало: дом напротив, с крыши которого так же сбрасывают снег, украшает вывеска магазина: «Лопаты».
Здесь мы приходим к теме особенного тёплого юмора, объединяющего практически все работы Сергея Волкова. Это настроение созвучно представлению о едином пространстве, переходящем из картины в картину. Мир, создаваемый художником, не только един пространственно, он эмоционально самодостаточен. Даже неприятные эпизоды из реальной жизни претерпевают изменения в лучшую сторону, негатив изымается. Так происходит с инспектором ГАИ, оштрафовавшим автора на любимой Таганской площади («Старшина М», 2000 г.). Теперь страж порядка парит в небесах, оживляя серенький зимний денёк.
В этом мире дела с силами тяготения обстоят проще. Стоять на крышах, воспарять над действительностью – совершенно не опасно («Петух соседа», «Горожанка», 2008 г., «Оторвался», 2011 г.). Многочисленные персонажи часто не умещаются в тесноте улочек и поднимаются вверх, наполняя собой воздух, плывут, подобно косякам рыбы («Второй звонок», 2010 г., «Полёт дилетантов», 2014 г.). Можно и просто пройтись по небу, чтобы миновать автомобильную пробку («Добрынинская», 2013 г.).
С городскими пробками связан сюжет из реальной жизни, мгновенно превращённый художником в картину «Петровские ворота» (1983 г.). Попав в затор на пересечении Бульварного кольца и ул. Петровки, водитель такси выдал лаконичное: «Рыба!». Имелась в виду патовая ситуация в игре домино. Сергей Волков развернул метафору и в действительности изобразил двух огромных рыб, уютно устроившихся среди забавных авто.   
По словам художника, многие, особенно ранние, работы создавались в полном соответствии с натурой: «Кропоткинская», (1983 г.), «Яузские ворота», (1984 г.), «Таганка», (1985 г.), «Столешников переулок», (1986 г.), и др. На них сохранились давно утраченные приметы времени: особенности застройки, вывески, киоски. На рубеже 70-х – 80-х гг. художник перенёс на холст исчезнувшие в 2000-х Калитниковский (Птичий) и Коптевский рынки. Их архаичный, старомосковский вид повторится в более поздних композициях («Последний трамвай», 2014 г., «Белая ворона», 2016 г.).
И всё же, редкая картина обходится без фантазии автора. У быстро меняющейся, подвижной реальности города художник заимствует, быть может, самое главное – эмоциональную окраску того или иного «знакового» места. К примеру, опутанные клубком переулков Патриаршие пруды оказались в центре небольших сюжетов, связанных с путешествиями. Знаменитый позднесоветский ампирный павильон превращается то в колёсный пароход, то в причудливое подобие трамвая, то в оторвавшуюся от земли гондолу воздушного шара. 
Однако, уютные виды площадей, улочек и дворов, словно удивлённых своим длящимся бытием, не являются центром очерченного художником мира. В центре всего – символические сцены, участники которых перестают быть послушным стаффажем, и начинают действовать. Речь идёт о картинах: «Место для полётов», «Искатели истины» (1992 г.), «Весна» (2010 г.). К ним непосредственно примыкают серия «Забытые детские игры взрослых» («Чижик», «Слон», «Расшибалка» (2006 г.)) и уже упоминавшаяся серия «Времена года» («Апрель», «Октябрь», «Февраль» (1994 г.)). Действия персонажей этих сцен было бы не верно рассматривать, как абсурдистские. Их отличает трогательная непосредственность и свобода, они не лишены комизма, но совершаются искренне, в очевидном соответствии с душевным расположением. Создаваемый и спасаемый художником город позволяет примириться с действительностью. Достаточно устроиться на ветвях большого дерева, прилечь на скамью на бульваре, прыгнуть с разбега на спины приятелей.
Сюжеты и мотивы в живописи Сергея Волкова многочисленны и разнообразны – от совсем маленьких, камерных, запечатлевших небольшие фрагменты, до значительных по размеру полотен, дающих представление об устройстве целого. Эта своеобразная утопия в отличие от многих других, существующих параллельно, начисто лишена негативных коннотаций. У неё, увы, есть границы, которые Сергей Волков хотел бы раздвинуть. Сознание этих границ – единственная печаль, которую может испытать зритель.

27 мая 2020 г.
Илья Трофимов

Москва в творчестве художника Сергея Волкова будто игрушечная. Художник, выстраивая композицию, часто замыкает ее в круг: так держат на ладони резную деревянную игрушку. Забавные домики, похожие на настоящие, но какие-то не всамделишные. Смешные человечки торопятся, бегут, летают, тянут канат, в общем, суетятся. Трамвайчики и автомобильчики. Вывески магазинчиков. Вся эта игровая, чуть карикатурная тональность такой бы и могла остаться, если бы в ней не сохранились  реалии недавнего, но уже прошедшего времени.
Нет больше тех магазинчиков, человечков, автомобильчиков. Трудно, почти невозможно увидеть Москву, сохраняя добрую улыбку, какую вызывали произведения Волкова лет десять назад. Облик города не просто изменился, сама его атмосфера приобрела иные доминанты. Город стал наряднее, холоднее и жестче. Творчество Волкова было близко целому пейзажно-жанровому направлению в изображении Москвы, в котором работали живописцы нескольких поколений до него.
Москва бульваров, рынков, дворов привлекала художников и своей самобытностью, и красочностью, и образами непринужденного уличного быта - гульбы, торговли, отдыха на лавочке. Так что в жанровом плане Волков имел немало предшественников. Но у других была другая интонация. Особый интерес, который вызывают работы Сергея Волкова сегодня, в том, что время внесло в них новое содержание. Не то, чтобы смех сквозь слезы, но ностальгия, несомненно.
Примитивизм как художественный прием сближает Сергея Волкова с такими признанными мастерами примитива как Иван Генералич из Хорватии, можно здесь усмотреть и другие  аналогии. Оригинальность художника в его отношении к выбранным мотивам. Каждым из них он любуется, к каждому из персонажей испытывает неподдельную симпатию. Кажется он сам где-то здесь, в своих картинах: вот-вот выйдет из угловой кондитерской у Кропоткинских ворот, купит котенка на Калитниковском рынке, полезет на крышу сбрасывать снег. Художник часто выбирает высокую точку зрения, но никогда не смотрит на город свысока. Он этот город любит, изучает, запечатлевает порой с документальной точностью. И любовь к Москве передается всем, кто рассматривает произведения Сергея Волкова, поэтому его творчество всегда находит отклик в душах зрителей.
К.Г.БОГЕМСКАЯ,
Доктор искусствоведения
2004 г.

Москва и её обитатели в картинах Сергея Волкова.
Если задуматься, можем ли мы точно определить, что такое художник?
Ведь есть люди чутко воспринимающие мир, которые не могут обуздать в себе творца, любящие просто «гонять краску по бумаге", но при этом не всегда владеющие техникой, не получившие соответствующее образование... Художники? Конечно, вне всякого сомнения. Среди них попадаются не просто художники, а даже и Великие художники. Не будем перечислять их имена.
Другие, с прекрасно поставленной техникой, зорким глазом и верной рукой, владеющие композицией и прочими секретами изобразительного цеха, хотя, порой, в их работах нет какой-то трогательной естественности и живости. Художники? Не то слово. Среди них бывают даже и Заслуженные художники, и Народные... Говоря по правде, и великих не счесть, видных и признанных мастеров, ведущих за собой плеяду последователей и почитателей. Мамы всякие нужны, как писал советский классик.
Но иногда, редко, ... очень редко, можно встретить таких, которых не возможно не выделить в особую когорту, когорту Настоящих Художников.
Сергей Волков, именно тот редкий случай.
Детская непосредственность, далёкая от снобистского упивания композицией и техникой, естественный и в чём то даже наивный пересказ, подкупающий умилительными подробностями. При этом, и техника, и композиция, как бы встроены в этот совсем не простой процесс любования миром, который называется живописью. Каждый мазок, каждый уголок полотна, каждый персонаж, кирпичик, веточка, всё пропитано пронзительной, и в то же время спокойной тёплой всепрощающей любовью, и при этом, виртуозно профессионален.
Порой, глядя на его работы, мы чувствуем взгляд рисующего ребёнка, который любуется радостным миром вокруг себя, изучает его, пропуская через сознание, сердце и руки. Ведь не каждый взрослый увидит мир так открыто и чисто. Но передать этот детский взгляд может далеко не каждый профессионал, владеющий секретами высокого мастерства. Такое наиредчайшее сочетание детской свежести и непосредственности с абсолютным владением мазком и палитрой, придают работам какую-то особую уникальность и узнаваемость, а эти качества как раз и являются сегодня в искусстве наиболее ценными.
Давайте окунёмся вместе с художником в мир его Москвы, мир московских улочек и двориков. Город, это люди, а не стены, со времён Фукидида эта простая истина вновь и вновь возникает перед нами в новых выражениях. Тут можно вспомнить и Поленова, с его знаменитым Московским двориком, спокойным и тихим, и, конечно, Брейгеля, с его насыщенными подробностями сценами неторопливого, но неотвратимого движения. К слову, есть в Москве такое сообщество, называющее себя Брейгелисты. Сергей Волков, конечно же один из них.
Но тут, перефразируя классика, Нет, он не Брейгель, он другой... Неисправимый оптимист и жизнелюб. И даже в туманной серости дымки всё равно, во многих его картинах, пробивается золотистое солнце, а на лицах людей просветление, открытость и улыбка. Это же надо так любить свой город и его обитателей. Москва в картинах Сергея Волкова, словно Солнечный город из сказки, населённый нашими старыми друзьями, забавными сказочными персонажами с самыми различными характерами, талантами и привычками.
Вот пускание корабликов в пруду, а вот поезда и трамвайчики пускаются по кругу, вместе с людьми и строениями. Ну, а дальше, всё это, вместе домами, отправляется путешествовать на воздушном шаре. Очередь у пункта сдачи посуды. Тут же, между делом, посуда и опустошается, одновременно с игрой в шахматы (а что вы думали)...
Каждый ребёнок, по крайней мере - российский ребёнок, хоть раз, да и рисовал снежную горку. У Волкова, это и горка, и город, и даже снежная Вавилонская башня. Он, как бы, воплотил эту детскую мечту, и описал в подробных деталях. И при этом, практически всегда в картине какая-то деталь захватывающе неожиданна. В данном случае, горка-город строится вокруг дерева. В этом многоэтажном строении есть и многослойный смысл. И такие моменты присутствуют в большинстве его полотен.
Картины Волкова надо рассматривать. Возвращаться к ним вновь и вновь. Ему есть что рассказать нам, есть чем поделиться.
Ещё одно замечательное качество, присущее художнику и его творчеству. Оно равноудалено, или наоборот, равноприближенно и к социально-политическим аспектам реальности, и далёкой от политики романтики. Он не зацикливается на удручающих сторонах действительности, но в то же время, не прячет голову в песок приторного умилительного романтизма.
Ну, а если и случится, что прикрывает глаза руками, так это только для того, чтобы поиграть в «Прятки».
Пушкинская площадь со всеми событиями, проходящими тут разом.
Или вон, Клетка висит над городом. Изначальная идея возникла на ностальгическом воспоминании о знаменитом Московском птичьем рынке («Птичке», как его ласково называли сами москвичи). Но идея выллилась в нечто гораздо большее, нежели воспоминание об этом милом и знаменательном явлении. В итоге, на картине, люди, как выпущенные канарейки. Кто-то вообще, не может без клетки, а кто-то, не знает клетки совсем, и даже не замечает её. Сергей, как раз из тех. Даже тут не получается у него зловещей серости. И солнце вновь пробивается сквозь тучи, и сама клетка залатанная, перелатанная. И вообще, она открыта... пока.

Дворики, Скверики, Пирожки...
О каждой картине можно рассказать очень и очень многое. За каждой стоит какая-то история, рассуждение, или впечатление. Каждая картина, словно та, что в сказке, таит за собой некую волшебную дверь, ведущую в особый, горячо любимый, специфический и пронзительный универсум:  Москва, Россия, Мир, и его славные обитатели. Так можно было бы назвать серию картин Сергея Волкова. Даже не серию, а сериал, в самом хорошем смысле этого слова, сериал длинною в целую жизнь.

Shalum Shalumov  
Архитектор – художник
Принстон, США